|
*** Кафе, зима, непоздний час. Среда, двадцатый
век И тихий джаз.
Гулять идти по улице пустой, Напеть
мотив мелодии простой. Удвоит час рубиновый портвейн
Морозостойкий. Глоток, и за окном уже Колтрейн стоит у стойки.
И вновь туманит окна сигарет Дрожащий дым Под шаг кокетливых
синкоп и «да» и «нет» И свет! Такой от снега свет! И солнце бликом
золотым играет с ним.
Тепла кусок в карман пустой В последний
раз. Среда, январь, и за стеной Играют джаз.
*** Неправильные стихи.
Вам надоели мои
глупые стихи. Вы так забавно спрятав мысли между строк Писали мне,
что ночью при луне, Вы не могли не думать обо мне, Читая мое новое
творенье. Я будто слышу этот сладкий говорок – Он как
переслащенное варенье, Как самые безвкусные духи.
Но я прощу
Вам Ваши милые старанья. Порою в этих комнатах пустых, Сожгя в
камине дюжину посланий, Какой-то жалостью наполненных признаний…
Как, Боже мой, мне не хватает их!
Они бездарному поэту как
бальзам На гнойный шрам, И вороша в камине пепел хрупкий, Себя
за глупость проклинаю сам.
«О, вы, богиня…» - я лелеял слоги,
И бил рейнвейн сырой водой из крана, И чокались во тьме со мною
боги, И пили за здоровье графомана.
А рядом на листах стихами
испещренных Сновали темные фигуры. То был не бал, а Броккен
ошалелый – Бурлящий холм с вершиной черно-белой От топтаного
снега. Многозвонный Стоял туман от пенья трубадуров, И окна,
зарешеченные сталью От них скрывали плачущих принцесс – Такие
милые, наивные головки, Окутанные грезой, словно шалью, Что феи им
соткали из чудес.
«Мадам, мадмуазель…» - стучались в двери, И
выли у порога кавалеры, За стойкой погулявшие без меры, А та с
гримасой загнанного зверя Стремится в потаенный ход, Где сотни лет
уж Маргариту ждет Влюбленный Фауст на ступенях. В бессилье
опустившись на колени Она ласкает долгожданный профиль «Как это
было все давно…» И вот уже не Фауст он, а Мефистофель, Что, в
общем, все равно…
Да, в общем, все равно, каким родится На
этот свет очередной обман. Тебе не долго в чреве шевелиться, И
акушер – холодный графоман На чистый лист чужое чадо примет И,
будто мать заботливая, сам Тебя пером и приласкает и обнимет.
И в теплой колыбели ты помчишь Туда, где в окнах не стихает
свет, Туда, где нет людей, и только лишь Она при свете звездного
огня С надеждою ждет писем от меня
|